Cтраница 3
Подобно тому как во Франции в XVIII веке, в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту. Но как не похожи одна на другую эти философские революции. Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто также с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии или в Англии, а сами они нередко близки к тому, чтобы попасть в Бастилию. Напротив, немцы - профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения - общепризнанные руководства, а система Гегеля - венец всего философского развития - до известной степени даже возводится в чин королевско-прусской государственной философии. [31]
Подобно тому как во Франции в XVIII веке, в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту. Но как не похожи одна на другую эти философские революции. Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто также с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии или в Англии, а сами они нередко близки к тому, чтобы попасть в Бастилию. Напротив немцы - профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения - общепризнанные руководства, а система 1 еголя - венец всего философского развития - до известной степени даже возводится в чин короловско-прусской государственной философии. [32]
Борьба эта требует дружных усилий и взаимной поддержки со стороны всех классов и слоев населения, недовольных существующим государственным строем. Но осуществление этого властного требования исторического момента встречает себе препятствие в том обстоятельстве, что у нас антагонизм между разными классами разгорелся раньше и привел к распадению политически недовольных и революционных элементов на враждующие и конкурирующие между собою партии прежде, чем они нанесли смертельное поражение абсолютизму. Во Франции аграрная революция и переход умеренной оппозиции в лагерь реакции начались после взятия Бастилии и решительного торжества буржуазии над старым режимом; группировка же других элементов оппозиции между резко расходящимися и непримиримо враждебными друг другу партиями происходила там уже на почве конституционного режима в процессе борьбы между ними, как победителями реакции, из-за дележа шкуры уже убитого и даже похороненного ими зверя. У нас же Бастилия до сих пор еще не взята, здание абсолютизма еще крепко стоит, хотя и получило кое-где брешь, а силы оппозиции уже разбиты между разными враждующими между собою партиями, в то время как силы реакции увеличились переходом на ее сторону той массы дворянства, которая до революции оставалась политически индифферентной, и части того же дворянства и крупной буржуазии, которые в начале революции еще сочувствовали или склонялись к умеренному либерализму. Но само собою разумеется, что никакими жалобами, сетованиями и усилиями ничего решительно не поделаешь против факта, исторически обусловленного не только давлением на нас прошлого и современности Западной Европы, но и реальными общественными отношениями русской действительности. А между тем борьба с азиатским режимом, опирающимся на колоссальные силы, все-таки властно требует от враждебных ему элементов сотрудничества, согласованности действий и взаимной поддержки, а следовательно, и взаимных соглашений в обороне и атаке против него. [33]
Как известно, французскому Национальному собранию 1789 г. предшествовало собрание нотаблей, собрание, которое было построено по сословному принципу, подобно прусскому Соединенному ландтагу. В декрете, которым министр Ыеккер созвал Национальное собрание, он сослался на высказанное нотаблями пожелание о созыве Генеральных штатов. Ему не пришлось дожидаться штурма бастилий и падения абсолютной монархии, чтобы после этого события по-доктрпнерскп связывать старое с повым, чтобы с таким трудом поддерживать иллюзию, будто Франция пришла к новому Учредительному собранию при помощи законных средств старого государственного строя. [34]
Можно сказать, что интеллектуалы наилучшим образом воплощают состояние постмодерна, поскольку их положение в обществе изменилось наиболее радикально. Постмодерн лишил их прежних привилегий. Один западный автор по этому поводу замечает: раньше интеллектуалы вдохновляли и вели народ на взятие Бастилии, теперь они делают карьеру на их управлении. Интеллектуалы уже не претендуют на роль властителей дум, довольствуясь исполнением более скромных функций. По мнению Лиотара, Ж. П. Сартр был последним большим интеллектуалом, верившим в некое справедливое дело, за которое стоит бороться. [35]
Верой и правдой служа всю жизнь своему народу, Ломоносов пользовался уважением и любовью передовой части соотечественников и, умирая, мог с твердой уверенностью гордо сказать: Знаю, что обо мне дети отечества пожалеют. Ненавидимый парижским населением как эксшюататор-откупщик, он оказался среди врагов народа в дни Французской революции 1789 года. В исторический день штурма Бастилии - мрачного оплота королевской Франции - Лавуазье отправил защитникам ненавистной народу тюрьмы-крепости транспорт пороха, который, однако, был перехвачен восставшими. [36]
В 1589 был заключен в Бастилию как гугенот. [37]
Иная картина складывается в Германии, где также в это время происходит формирование капиталистических отношений, но дух народа и дух традиций накладывают свой отпечаток на этот процесс. В условиях меньшей свободы политической деятельности теоретическая мысль избирает иной путь выражения революционных идей, облекаясь в форму идеалистических абстракций. Энгельс, - как во Франции в XVIII веке, в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту. Но как не похожи одна на другую эти философские революции. Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто даже с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии или в Англии, а сами они нередко близки к тому, чтобы попасть в Бастилию. [38]
И поэтому они очень спокойно ждут своего часа, но тем временем серьезно занимаются изучением тех социально-экономических вопросов, разрешение которых покажет, какие именно меры только и могут создать прочную основу для всеобщего благосостояния. За каких-нибудь один-два месяца среди рабочих парижских мастерских было распродано шесть тысяч экземпляров книги Луи Блана Организация труда 184, причем нужно иметь в виду, что эта книга уже выдержала пять изданий. Рабочие читают также много других книг по этим вопросам. Они собираются небольшими группами от десяти до двадцати человек и обсуждают изложенные в этих книгах различные планы. О революции они разговаривают мало, - это вещь, не вызывающая сомнений, вопрос, в котором все до единого сходятся; и в тот момент, когда столкновение между народом и правительством станет неизбежным, - они вмиг окажутся на улицах и площадях, разроют мостовые, перегородят улицы омнибусами, повозками и каретами, забаррикадируют каждый проход, каждый узкий переулок превратят в крепость и двинутся, сметая все препятствия, от площади Бастилии к Тюильрийскому дворцу. И я боюсь, что большинство почтенных участников банкетов в пользу реформы запрячется тогда в самые темные углы своих домов или рассеется, как сухие листья, в вихре народной грозы. Тогда придет конец гг. Одилону Барро, Бомону и прочим либеральным громовержцам, и тогда народ будет судить их так же строго, как сами они ныне судят консервативное правительство. [39]
Открывающийся с этого моста ландшафт - каменная стена в человеческий рост заботливо скрывает его от взоров не очень высоких прохожих - вообще характерен для всего района. Глубоко внизу течет или, вернее, застаивается Эрк, узкая, черная, вонючая речка, полная грязи-и отбросов, которые она откладывает на правый, низменный, берег. В сухую погоду на этом берегу остается целый ряд отвратительнейших, зеленовато-черных, гниющих луж, из глубины которых постоянно поднимаются пузыри гнилостных газов, распространяя запах, невыносимый даже наверху, на мосту, на высоте 40 или 50 футов над уровнем реки. Сама река к тому же на каждом шагу перегорожена высокими запрудами, у которых ил и отбросы скапливаются толстым слоем и гниют. Выше моста расположены кожевенные заводы; далее, еще выше, расположены красильни, костомольни и газовые заводы, жидкие и твердые отходы которых сплавляются в ту же речку Эрк, которая кроме того принимает содержимое всех окрестных клоак и отхожих мест. Легко себе представить, какого рода осадки оставляет эта река. Ниже, за мостом, открывается вид на мусорные кучи, нечистоты, грязь и развалины во дворах на левом, высоком, берегу; дома высятся один над другим и вследствие крутизны склона видно по кусочку от каждого из них; все они закопченные, ветхие, старые, с разбитыми стеклами и расшатанными оконными рамами; на заднем плане стоят старые казарменного вида фабричные здания. На правом, низком, берегу виден длинный ряд домов и фабрик. Второй дом с краю - развалина без крыши - заполнен мусором, а третий построен так низко, что нижний этаж необитаем и поэтому не имеет ни окон, ни дверей. На заднем плане здесь находятся кладбище для бедных, вокзалы Ливерпульской и Лидсской железных дорог, а позади них работный дом, манчестерская бастилия для бедных, которая, подобно цитадели, грозно смотрит с холма из-за высоких зубчатых стен па расположенные на другом берегу рабочие кварталы. [40]
БАТД вливается большая группа актеров, реж. Были поставлены спектакли об истории баш. Значит, место в репертуаре занимали ист. Башкирии: Завод и Образец Тагирова, Товарищ Сибай И. Насыри, Хакмар - Дружба и любовь Мифтахова, Культурный Шангарей и Портфель Исанбе-та, Рельсы гудят и Хлеб В. Овечий источник Лопе де Беги, Отелло У. Гейне, Без вины виноватые Островского, Зеленый попугай, или В ночь взятия Бастилии А. [41]
С тех пор он, невидимому, был частично снесен л заново отстроен; по крайней мере, если смотреть с моста, то и сейчас можно увидеть остатки развалившихся стен и высокие кучи мусора рядом с несколькими домами более новой постройки. Открывающийся с этого моста ландшафт - каменная стена в человеческий рост заботливо скрывает его от взоров не очень высоких прохожих - вообще характерен для всего района. Глубоко внизу течет или, вернее, застаивается Эрк, узкая, черная, вонючая речка, полная грязи и отбросов, которые она откладывает на правый, низменный, берег. В сухую погоду на этом берегу остаете я целый ряд отвратительнейших, зеленовато-черных, гниющих луж, из глубины которых постоянно поднимаются пузыри гнилостных газов, распространяя запах, невыносимый даже наверху, на мосту, на высоте 40 или 50 футов над уровнем реки. Сама река к тому же на каждом шагу перегорожена высокими запрудами, у которых ил и отбросы скапливаются толстым слоем и гниют. Выше моста расположены кожевенные заводы; далее, еще выше, расположены красильни, костомольни и газовые заводы, жидкие и твердые отходы которых сплавляются в ту же речку Эрк, которая кроме того принимает содержимое всех окрестных клоак и отхожих мест. Легко себе представить, какого рода осадки оставляет эта река. Ниже, за мостом, открывается вид на мусорные кучи, нечистоты, грязь и развалины во дворах на левом, высоком, берегу; дома высятся один над другим и вследствие крутизны склона видно по кусочку от каждого из них; все они закопченные, ветхие, старые, с разбитыми стеклами и расшатанными оконными рамами; на заднем плане стоят старые казарменного вида фабричные здания. На правом, низком, берегу виден длинный ряд домов и фабрик. Второй дом с краю - развалина без крыши - заполнен мусором, а третий построен так низко, что нижний этаж необитаем и поэтому не имеет ни окон, ни дверей. На заднем плане здесь находятся кладбище для бедных, вокзалы Ливерпульской и Лидсской железных дорог, а позади них работный дом, манчестерская бастилия для бедных, которая, подобно цитадели, грозно смотрит с холма из-за высоких зубчатых стен на расположенные на другом берегу рабочие кварталы. [42]
Мальчики уже больше двух часов собирали велосипед, когда пришел отец и сказал, что им придется все снова разобрать, так как они неправильно его собрали. Мы дружим с тех пор, как работаем вместе. Обед уже был готов; все давно проголодались, но двоих гостей еще не было. Уже прошло пять лет, как мы работаем над этой проблемой. Когда я пришел, он уже вернулся и сидел у камина, перелистывая журнал. Меня просили передать вам, что вас известят, как только ваша просьба будет рассмотрена. Бастилию - крепость, в которой в течение многих веков короли держали неугодных им людей. К 1867 году - году парламентской реформы - английский рабочий класс уже в течение 30 лет боролся за право голосовать. Суриков писал свою картину Степан Разин с 1907 по 1910 год. [43]
Синае не могут помочь; что никакие громы Синая не могут сделать истину более истинной и внушить страх разумному человеку; что давно уже покончены счеты с религией страха. По сама религия должна быть-де восстановлена - ведь мы видим сами, куда привели нас два столетия атеистического правительства со времени благословенной реставрации Карла II, и мало-помалу мы должны будем также убедиться в том, что атеизм этот начинает мельчать и выдыхаться. Но мы уже видели, что Карлейль называет атеизмом не столько неверие в личного бога, сколько неверие во внутреннюю сущность вселенной, в ее бесконечность, неверие в разум, разочарование в духе и истине; его борьба направлена не против неверия в откровения библии, а против самого страшного неверия, неверия в библию всемирной истории. Она-то и есть, мол, вечная книга божия; всякий, в ком не погасли душа и свет очей, может прочесть в ней начертание перста божьего. Осмеивание ее есть неверие, не имеющее себе равного, неверие, за которое вы будете наказаны не огнем костров, а самым решительным приказанием хранить молчание до тех пор, пока не сможете сказать чего-либо лучшего. Да и стоит ли шуметь и нарушать блаженное молчание только для того, чтобы крикливо выступать с подобного рода вздорными взглядами. Если прошлое не имеет в себе божественного разума, а содержит лишь дьявольскую неразумность, оно кануло в вечность, не говорите больше о нем; нам, потерявшим на виселице своих отцов, не подобает болтать о веревках. Но современная Англия не может верить в историю. Из окружающих нас предметов глаз видит лишь столько, сколько он может видеть по своим природным свойствам. В прошлом ( в средневековье) такой век видит только пустые раздоры, всеобщее господство грубого насилия, но не видит, что, в конце концов, сила и право совпадают друг с другом; он видит одну только глупость, дикое неразумие, подобающее скорее дому умалишенных, чем человеческому миру. А из этого естественно делается вывод, что те же самые свойства продолжают господствовать и в наше время. Миллионы людей крепко заперты в бастилиях для бедных; ирландским вдовам приходится доказывать свою принадлежность к человеческому роду тифозной горячкой; всегда было так, если не хуже; чего же вы еще хотите. [44]