Cтраница 3
Но это не значит, что другие политические теории ислама оказываются за бортом. Имам есть, но он сокрыт, его власть существует, но она оказывается в виртуальной реальности. Что же должно быть в физической реальности. Должно быть приготовление к его приходу, то есть должно быть деяние общины, которая в лице своих лучших представителей берет на себя инициативу создавать условия для его появления, своими действиями образовывать некое поле, в котором духовно невозможна реализация легенды о Великом Инквизиторе, - имам может проявиться и стать вождем, если существует поле, которое его ждет, приемлет в себя. [31]
Резкое возрастание объема научной информации повлекло за собой призывы крупнейших ученых к авторам не публиковать второстепенных по значимости статей, повысить самоконтроль в отборе для публикации действительно ценных научных сведений. Редколлегии и рецензенты не всегда в силах достоверно установить новизну и оригинальность материала. Нередко к ним попадают статьи и книги, в которых автор повторяет предшественников или самого себя со столь незначительными добавлениями, которые никак не оправдывают публикации. Одновременно раздаются призывы к усилению требовательности редколлегий. Нам нужны инквизиторы в редакциях. [32]
Представим, что индивид достиг максимальной или абсолютной свободы в мире. Название хорошо передает настроение такого человека: а зачем мне такая свобода. Устранив все формы зависимости, индивид в конце концов остается наедине со своей индивидуальной самостью. Исчезают многочисленные узы, которые хотя и ограничивали свободу человека, но зато делали его близким определенному кругу людей, связывали его с определенными вещами. Человек свободен - это значит, он одинок. В Братьях Карамазовых Ф. М. Достоевский словами Великого инквизитора подчеркнул важную мысль: ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы, а потому нет заботы беспредельнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться ( Собр. [33]
Понимание свободы как единств, возможности добра характерно для христианства; истоки такого представления восходят к Псалмам Ветхого завета и Посланиям Павла и развиваются затем, хотя и не всегда последовательно, Августином. В русле этой традиции находятся Иоанн Дуне Скот, Оккам, Экхарт, Беме, Ангелус Силезиус ( Шефлер), а также Къеркегор. Пафос свободы возрождается в русском духовном ренессансе нач. Бердяев, Шестов, Вышеславцев, Франк и др.), вдохновленном творчеством Достоевского. Проблема теодицеи получает здесь след, ответ: бог всемогущ, но его свободная воля, устремленная к совершенству твари, потребовала сотворения воли человека свободной. Благодать же, посылаемая богом человеку, есть не принуждение, а лишь призыв; она выступает не в качестве внешней силы, а в форме обаяния. Однако отношения свободы и благодати антиномичны: ибо, с одной стороны, благодать как бы обладает силой, порождающей движение ей навстречу, с др. стороны, свобода человека есть нечто независимое, не определяемое извне. В противовес стремлению к рационализации свободы, видящему ее укорененность в ничто, христианская позиция провозглашает богочеловеческую природу человека. Диалектика свободы как стержня взаимоотношения человека и бога раскрывается у Достоевского как диалектика произвола и добра, негативной и позитивной свободы. Ты - обращается Великий Инквизитор к Христу - возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошел он за тобою, прельщенный и плененный тобою. Вместо твердого древнего закона-свободным сердцем должен был решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве твой образ перед собою... Образ Христа здесь и есть высшее добро, высшая ценность. Только свободным путем ( через выбор) человек может прийти к высшему - к добру. [34]