Cтраница 4
Капиталисты там веками научились управлять народом без насилия, и если они прибегли к насилию, значит они почувствовали, что революционное движение растет, что иначе поступить нельзя. Когда мы указывали, что Либкнехт представляет массу, хотя он один и против него сто немецких Плехановых, нам говорили, что это утопия, иллюзия. Между тем, кто хоть раз бывал за границей на собраниях рабочих, тот видел, что сочувствие масс Либкнехту есть несомненный факт. Самые ярые противники его должны были хитрить перед массой; и если не притворяться сторонниками, то во всяком случае никто не смел выступать против него. В этом отношении пускаться в предсказания было бы величайшей ошибкой, но что сочувствие к Интернационалу возрастает и что начинается революционное брожение в немецкой армии, - это все-таки факт, показывающий, что революция там назревает. [46]
Перед войной его обсуждали трижды, но дважды Сталин отверг предложения Генерального штаба, считавшего, что в случае агрессии Гитлер нанесет главный удар на западном ( смоленско-московском) направлении. У Сталина мнение было иное: еще в гражданскую войну он усвоил, что Германии нужен хлеб Украины, уголь Донбасса. Поэтому по настоянию Сталина был разработан третий вариант плана, исходивший из предположения, что главный удар германской армии следует ждать на юго-западном направлении. Когда же весной 1941 года обнаружилось, что главные силы немецкой армии сосредоточены для удара на западном направлении, никто из военных уже не рискнул доложить Сталину о его просчете. [47]
Товарищи, социал-демократия Прибалтийского края 125 формально не была связана ни с ЦК, ни с ОК и все ремя висела в воздухе. Но сама жизнь заставила нашу партию связаться с ЦК, и тепе рь на последнем V съезде 126, который был 21 июля, и формально постановлено официально присоединиться к Центральному Комитету. Часть меньшевиков-интернационалистов протестовала против объединения, но большинство представителей не обратило на это внимания, потому что фактически мы и раньше, с самого начала войны, были связаны с Центральным Комитетом. Что касается остальных партий, то эсеры среди латышей пользуются очень незначительным успехом. Есть 5 - 6 меньшевиков-интернационалистов, старых вождей партии, но массы не идут за ними. Работать было очень трудно, потому что близко фронт и немецкая армия. Когда все фабрики были эвакуированы из Риги, партия, которая насчитывала до 3000 - 4000 членов, была разбросана по всей России. [48]
Англия до войны была страной максимальной свободы, на что указывают всегда политики типа кадетской партии. Страна, в которой десятилетиями не запомнят такого примера, чтобы покушались на свободу социалистической печати, сразу перешла к чисто царистской цензуре, и все тюрьмы переполнились социалистами. Капиталисты там веками научились управлять народом без насилия, и если они прибегли к насилию, значит они почувствовали, что революционное движение растет, что иначе поступить нельзя. Когда мы указывали, что Либкнехт представляет массу, хотя он один и против него сто немецких Плехановых, нам говорили, что это утопия, иллюзия. Между тем, кто хоть раз бывал за границей на собраниях рабочих, тот видел, что сочувствие масс Либкнехту есть несомненный факт. Самые ярые противники его должны были хитрить перед массой; и если не притворяться сторонниками, то во всяком случае никто не смел выступать против него. В этом отношении пускаться в предсказания было бы величайшей ошибкой, но что сочувствие к Интернационалу возрастает и что начинается революционное брожение в немецкой армии, - это все-таки факт, показывающий, что революция там назревает. [49]